Восставшие из ада

Подумалось. Вот сидим мы тут, пишем что-то про американскую финансовую систему, изучаем как все это работает, да кто все это придумал и зачем, и чем все это обернется для планеты Земля. Причем ведь совсем недавно в России по экономике вообще ничего прочитать нельзя было, только книжки про марксизм и марксистскую политэкономию. Нет, то есть были, конечно, товарищи, близкие  к верхушке Совдепии, которые наверняка читали не только это, и которых даже специально натаскивали по экономике к грядущим "реформам", позволяя им знакомиться с экономической мыслью прошлого и современности. Но в целом открытие простейших азов экономики в России для ширнармасс - от профессоров до студентов и экспертов - началось ведь совсем недавно, 15-20 лет назад. Почитать там какого-нибудь Бем-Баверка или Маршалла или Кейнса было практически невозможно - ну, разве что в виде цитат в разгромной статье о буржуазной политэкономии в каком-нибудь журнале "Коммунист" под редакцией Е.Т. Гайдара.

И та же ситуация - по всем гуманитарным наукам. Да что там наукам! - мы о собственной истории, еще совсем недавней, ничего не могли узнать. Только то, что было нам положено знать - в соответствующих дозах и формах.

То есть русские за 70 лет советской власти настолько выпали из мировой цивилизации, что сегодня мы похожи на инопланетян, которые открыли для себя новую планету. Читаем, изучаем, думаем, строим конспирологические версии, пытаясь угадать, правит чем-нибудь на этой незнакомой нам планете британская королева или она только служит декорацией...Галковщина  - весьма показательное явление для постсоветской России. Но это как бы для "интеллектуалов", а для людей попроще - Сталин, летающие тарелочки, целители и прочие Толкиены.

И осознавая это, понимаешь, что ведь русских и в самом деле похоронить хотели. Не знаю, получится или нет - но из мировой цивилизации нас на 70 лет основательно выпихнули. И именно отсюда многие страхи, комплексы и бредовые идеи, столь характерные для постсоветских "россиян", переходящие порой в неадекват.  Ну да, трудно быть адекватами, когда тебя в изоляции от всех остальных людей 70 лет в клетке со зверями держали, однако уверен, что это все временно, и довольно быстро мы оправимся и придем в себя.

Об основаниях и методах экономической теории

Вообще, чем более я углубляюсь в изучение экономики, тем более прихожу к выводу, что все здание современной т.н. "экономической науки", в сущности, выстроено на песке. Причем в этом здании и в истории его строительства отчетливо видна рука сильных мира сего, которые под видом "экономической науки", в сущности, проводили вполне определенные взгляды и мировоззрение, призванные обосновать существующий или намечавшийся миропорядок. История политэкономии - это история постоянного радикального пересмотра базовых принципов всей экономической теории, и экономисты до сих спорят, что есть экономическая наука и какие принципы лежат в ее основе. Ничего подобного в естественных науках - где также широко применяется математический аппарат - мы не видим. В сущности, принципы естествознания были сформулированы уже Декартом и Ньютоном. Дальше, конечно, были серьезные открытия, которые приводили к глубоким переменам во взглядах на многие явления (скажем, квантовая механика в физике, или появление неевклидовой геометрии в математике), но никто при этом не утрачивал понимание и не затевал спор о самом предмете математики, физики или химии. Позитивизм позднее лишь более четко сформулировал принципы естествознания, которые и до его появления применялись достаточно последовательно.

В истории же политэкономии радикальный пересмотр множества базовых принципов и споры об основаниях самой экономической науки - обычное дело. И в этом смысле история экономической теории сильно напоминает историю философии, где у каждого крупного философа была своя философская система, которая напрочь отвергала все существовавшие прежде, а вслед за этим возникали соответствующие философские школы и "традиции". И потом эпикурейцы долго спорили с какими-нибудь пифагорейцами, неоплатоники с аристотелевцами, а какие-нибудь кантианцы и неокантианцы - с гегельянцами и неогегельянцами. Что-то очень похожее мы находим и в истории экономической мысли - любой более-менее крупный теоретик по сути создавал свою собственную систему, в которой на основании каких-то базовых принятых принципов давался ответ на "основные вопросы" экономической теории -  о природе стоимости, денег, механизме образования цены, ренты, процента и т.д. И потом какие-нибудь рикардианцы-классики спорили с марксистами, кейнсианцы - с неоклассиками, а представители "австрийской школы" - с ними со всеми. И споры эти касались вовсе не только каких-то частных вопросов экономики - как, скажем, в физике шли долгие споры о природе света. Все эти системы отличались в понимании самих основ экономической теории, и у каждой из них была своя философия и методология. Причем понятно, что марксизм возник как вполне определенного рода социальный заказ, а австрийцы и маржиналисты появились во многом как реакция на марксизм  - то есть во всех этих спорах отчетливо присутствовали еще и политико-идеологические и ценностные мотивы.

У этой специфики истории экономической теории, как мне кажется, есть две причины. Первая состоит в том, что экономическая мысль развивалась параллельно с развитием мировой экономической системы. И понятно, что в такой ситуации перемостр многих принципов или введение новых были неизбежны - ведь сама экономика со времен физиократов или Адама Смита изменилась весьма основательно. А вторая - и куда более существенная причина - состоит в том, что экономическая теория все-таки имеет дело не с природой и не с материей, а с человеком - со всей его субъективной и непостижимой природой. А там, где появляется человек - там тут же начинаются тайны, загадки и путаница. Выкинуть человека или полностью формализовать его природу невозможно, а раз так, то и в экономике, где многое зависит от поведения и выбора человека, все тут же становится очень непросто. И как далеко и глубоко нужно идти экономической теории в этой природе человека и где именно нужно остановиться - вопрос очень непростой. Отсюда всегда возникает опасность впадения экономической теории в субъективизм и психологизм, или в теорию человеческого поведения.

Ну, взять, например, того же Кейнса - чья теория оказала огромное влияние на развитие всей экономической мысли в 20-м веке. Это далеко не мечтатель и не натурфилософ средневековья, он прекрасно владеет логикой и математическим аппаратом. Но в споре с другим экономистом, - Нобелевским лауреатом 1969 года Тинбергеном, - об основаниях и методах экономической науки по вполне частному вопросу о том, что определяет объемы инвестиций, Кейнс пишет, что инвестиционные ожидания определяются... "жизнерадостностью" (animal spirits), "спонтанно возникающей решимостью действовать". Кейнс пишет: "Лишь в немного большей степени, чем экспедиция на Южный полюс, предпринимательство основывается на точных расчетах ожидаемого дохода. Поэтому, когда жизнерадостность затухает, оптимизм поколеблен, и нам не остается ничего другого, как полагаться на один только математический расчет, предпринимательство хиреет и испускает дух - даже если опасения потерпеть убытки столь же неосновательны, какими прежде были надежды на прибыль". Кажется еще чуть-чуть, и Кейнс заговорит о пассионарности, жизненной силе и астральных телах, которые и определяют решимость инвесторов вкладывать свои деньги, и отстутствие которых ответственно за недостаточный уровень инвестиций. Повторюсь: все это пишет не какой-то средневековый алхимик, каббалист, мистик или натурфилософ - это пишет один из наиболее видных экономических теоретиков в середине 20-го века. И Кейнсу даже в голову не приходит, что объяснять экономические явления и процессы "жизнерадостностью" и "духом" экономическая теория не может и не должна, и что если у инвесторов пропала "жизнерадостность", то причины этого нужно искать не в каких-то безусловных и непостижимых основаниях человеческого духа, а в самой экономике.

Примеров подобного рода из истории экономической мысли можно привести множество - собственно, половина этой истории из подобного вздора и состоит. Но что хуже всего, любой такой поворот мысли или неточно сформулированная мысль или понятие немедленно приводят к катастрофическим последствиям и ошибочным выводам, что обнаружить порой совсем непросто. Ведь особенность экономики состоит в том, что и чисто гуманитарной дисциплиной она тоже не является. Философы, историки или психологи могут бесконечно спорить по тому или иному вопросу, не прибегая при этом к математическому аппарату - опровергнуть или подтвердить их тезисы и теории формальными методами практически невозможно. Экономика же имеет дело с человеком во вполне определенном срезе - в его отношении к материальному миру и материальным вещам. И поэтому любое допущение или мысль в экономике с необычайной легкостью облекаются в математические формулы и функции. И на каком-нибудь сущем вздоре и бессмыслице вполне можно воздвигнуть сложное и стройное здание, состоящее из системы математических понятий и функций. И после этого порой очень сложно пробраться сквозь нагромождение всех этих формул и длинных и путанных рассуждений, чтобы понять, что в основании всего этого претенциозного здания на самом деле лежит сущий вздор и нелепица. Карл Маркс напару с другом Фридрихом написали четыре тома "Капитала", эта книга требует внимания и напряжения ума, так как пробиться скозь дебри построений Маркса и связать отдельные экономические понятия вместе совсем не просто. И еще сложнее понять, что в основании всей этой системы лежит полная нелепица и абсурд, а все четыре тома призваны лишь затушевать и спрятать этот абсурд за многочисленными рассуждениями, чтобы свести концы с концами и чтобы этот абсурд не выглядел слишком явно.

Или взять того же Кейнса. Вся его теория строится на одном-единственном положении: по мере того, как у человека возрастают доходы, он все больше склонен не тратить деньги на потребление, а превращать их в сбережения и капитал. Понятно, что подобное положение является чисто психологическим. Откуда берется это положение у Кейнса? А ниоткуда, он вводит его как аксиому, как априорное утверждение: "Мы можем быть вполне уверены не только из априорных соображений, исходя из нашего знания человеческой природы, но и на основании детального изучения прошлого опыта", - пишет Кейнс по поводу этого своего постулата. Если бы мы имели дело с психологией, мы могли бы принять данное положение как одну из гипотез и на этом успокоиться. Но в экономике любое подобного рода положение немедленно и с необычайной легкостью облекается в математическую форму - ведь из данного положения Кейнса тут же строится возрастающая выпуклая фунция зависимости потребления от дохода, имеющая положительную первую производную и отрицательную вторую. А дальше с той же легкостью вводится целая система математико-экономических понятий: предельная склонность к потреблению, предельная склонность к сбережению, - и все эти функции и понятия так же легко увязываются с другими фунциями и величинами - заработной платой, инвестициями, процентной нормой капитала, безработицей, ВВП. И вот у нас уже появляется грандиозное здание кейнсианской теории, а европейские правительства в борьбе с кризисом начинают применять те выводы и рецепты, которые выводит Кейнс из своей теории. И тут вдруг все рушится...Ну а чуть позже это базовое положение Кейнса о росте сбережений по мере увеличения доходов проходит "экспериментальную" проверку на основе анализа статистики разных стран в разное время, и выясняется, что оно ложно и ошибочно - на самом деле люди при росте дохода чаще всего ведут себя совершенно иначе. А значит, и все грандиозное здание кейнсианской экономической теории не стоит и выеденного яйца. Эта ошибка Кейнса дорого обошлась европейским правительствам,  - хотя в сравнении с последствиями реализации на практике в России другой экономической теории, марксистской, конечно, это был сущий пустяк.

***

Для чего я, собственно, все это рассказываю? Для того, чтобы понимать, что прежде чем применять матаметический аппарат, в экономической теории крайне важно определить те границы, где заканчивается субъективизм и психология, и начинается сама экономика. И каждое положение или понятие экономической теории должно быть сто раз продумано с самых разных точек зрения - особенно если речь идет о таких базовых понятиях и явлениях, как стоимость или деньги. Любая ошибка или неточность здесь неизбежно ведет к катастрофическим последствиям. Экономика - дисциплина достаточно простая, но очень коварная. Здесь все настолько взаимосвязано, что небольшая неточность или двусмысленность в начале может привести к существенным ошибкам в конце. Математика, конечно, любые наши глупости исправно отобразит и не заметит - математике вообще все равно, какие величины отображать и исчислять, но смысл этих величин и понятий может задать только тот предмет, который прибегает к математическому аппарату. А значит, все экономические понятия и величины должны быть заданы и определены предельно аккуратно и с ясным пониманием их экономической природы. Математика за нас этого не сделает.  

Именно поэтому мы так тщательно и аккуратно подошли к определению понятию стоимости и так внимательно изучили историю и проявление сущности денег. Не имея ясного и четкого представления о том, с чем, собственно говоря, имеет дело экономика, и не определив предельно ясно ее основные понятия, двигаться дальше было бы столь же бессмысленно, как пускаться в открытый океан на весельной лодке со сломанным парусом. Примеров тому из истории экономической мысли можно приводить бесконечно. Более того, именно такой лодкой без паруса по сути является и вся современная "экономическая наука".