![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
runo_ljВообще, чем более я углубляюсь в изучение экономики, тем более прихожу к выводу, что все здание современной т.н. "экономической науки", в сущности, выстроено на песке. Причем в этом здании и в истории его строительства отчетливо видна рука сильных мира сего, которые под видом "экономической науки", в сущности, проводили вполне определенные взгляды и мировоззрение, призванные обосновать существующий или намечавшийся миропорядок. История политэкономии - это история постоянного радикального пересмотра базовых принципов всей экономической теории, и экономисты до сих спорят, что есть экономическая наука и какие принципы лежат в ее основе. Ничего подобного в естественных науках - где также широко применяется математический аппарат - мы не видим. В сущности, принципы естествознания были сформулированы уже Декартом и Ньютоном. Дальше, конечно, были серьезные открытия, которые приводили к глубоким переменам во взглядах на многие явления (скажем, квантовая механика в физике, или появление неевклидовой геометрии в математике), но никто при этом не утрачивал понимание и не затевал спор о самом предмете математики, физики или химии. Позитивизм позднее лишь более четко сформулировал принципы естествознания, которые и до его появления применялись достаточно последовательно.
В истории же политэкономии радикальный пересмотр множества базовых принципов и споры об основаниях самой экономической науки - обычное дело. И в этом смысле история экономической теории сильно напоминает историю философии, где у каждого крупного философа была своя философская система, которая напрочь отвергала все существовавшие прежде, а вслед за этим возникали соответствующие философские школы и "традиции". И потом эпикурейцы долго спорили с какими-нибудь пифагорейцами, неоплатоники с аристотелевцами, а какие-нибудь кантианцы и неокантианцы - с гегельянцами и неогегельянцами. Что-то очень похожее мы находим и в истории экономической мысли - любой более-менее крупный теоретик по сути создавал свою собственную систему, в которой на основании каких-то базовых принятых принципов давался ответ на "основные вопросы" экономической теории - о природе стоимости, денег, механизме образования цены, ренты, процента и т.д. И потом какие-нибудь рикардианцы-классики спорили с марксистами, кейнсианцы - с неоклассиками, а представители "австрийской школы" - с ними со всеми. И споры эти касались вовсе не только каких-то частных вопросов экономики - как, скажем, в физике шли долгие споры о природе света. Все эти системы отличались в понимании самих основ экономической теории, и у каждой из них была своя философия и методология. Причем понятно, что марксизм возник как вполне определенного рода социальный заказ, а австрийцы и маржиналисты появились во многом как реакция на марксизм - то есть во всех этих спорах отчетливо присутствовали еще и политико-идеологические и ценностные мотивы.
У этой специфики истории экономической теории, как мне кажется, есть две причины. Первая состоит в том, что экономическая мысль развивалась параллельно с развитием мировой экономической системы. И понятно, что в такой ситуации перемостр многих принципов или введение новых были неизбежны - ведь сама экономика со времен физиократов или Адама Смита изменилась весьма основательно. А вторая - и куда более существенная причина - состоит в том, что экономическая теория все-таки имеет дело не с природой и не с материей, а с человеком - со всей его субъективной и непостижимой природой. А там, где появляется человек - там тут же начинаются тайны, загадки и путаница. Выкинуть человека или полностью формализовать его природу невозможно, а раз так, то и в экономике, где многое зависит от поведения и выбора человека, все тут же становится очень непросто. И как далеко и глубоко нужно идти экономической теории в этой природе человека и где именно нужно остановиться - вопрос очень непростой. Отсюда всегда возникает опасность впадения экономической теории в субъективизм и психологизм, или в теорию человеческого поведения.
Ну, взять, например, того же Кейнса - чья теория оказала огромное влияние на развитие всей экономической мысли в 20-м веке. Это далеко не мечтатель и не натурфилософ средневековья, он прекрасно владеет логикой и математическим аппаратом. Но в споре с другим экономистом, - Нобелевским лауреатом 1969 года Тинбергеном, - об основаниях и методах экономической науки по вполне частному вопросу о том, что определяет объемы инвестиций, Кейнс пишет, что инвестиционные ожидания определяются... "жизнерадостностью" (animal spirits), "спонтанно возникающей решимостью действовать". Кейнс пишет: "Лишь в немного большей степени, чем экспедиция на Южный полюс, предпринимательство основывается на точных расчетах ожидаемого дохода. Поэтому, когда жизнерадостность затухает, оптимизм поколеблен, и нам не остается ничего другого, как полагаться на один только математический расчет, предпринимательство хиреет и испускает дух - даже если опасения потерпеть убытки столь же неосновательны, какими прежде были надежды на прибыль". Кажется еще чуть-чуть, и Кейнс заговорит о пассионарности, жизненной силе и астральных телах, которые и определяют решимость инвесторов вкладывать свои деньги, и отстутствие которых ответственно за недостаточный уровень инвестиций. Повторюсь: все это пишет не какой-то средневековый алхимик, каббалист, мистик или натурфилософ - это пишет один из наиболее видных экономических теоретиков в середине 20-го века. И Кейнсу даже в голову не приходит, что объяснять экономические явления и процессы "жизнерадостностью" и "духом" экономическая теория не может и не должна, и что если у инвесторов пропала "жизнерадостность", то причины этого нужно искать не в каких-то безусловных и непостижимых основаниях человеческого духа, а в самой экономике.
Примеров подобного рода из истории экономической мысли можно привести множество - собственно, половина этой истории из подобного вздора и состоит. Но что хуже всего, любой такой поворот мысли или неточно сформулированная мысль или понятие немедленно приводят к катастрофическим последствиям и ошибочным выводам, что обнаружить порой совсем непросто. Ведь особенность экономики состоит в том, что и чисто гуманитарной дисциплиной она тоже не является. Философы, историки или психологи могут бесконечно спорить по тому или иному вопросу, не прибегая при этом к математическому аппарату - опровергнуть или подтвердить их тезисы и теории формальными методами практически невозможно. Экономика же имеет дело с человеком во вполне определенном срезе - в его отношении к материальному миру и материальным вещам. И поэтому любое допущение или мысль в экономике с необычайной легкостью облекаются в математические формулы и функции. И на каком-нибудь сущем вздоре и бессмыслице вполне можно воздвигнуть сложное и стройное здание, состоящее из системы математических понятий и функций. И после этого порой очень сложно пробраться сквозь нагромождение всех этих формул и длинных и путанных рассуждений, чтобы понять, что в основании всего этого претенциозного здания на самом деле лежит сущий вздор и нелепица. Карл Маркс напару с другом Фридрихом написали четыре тома "Капитала", эта книга требует внимания и напряжения ума, так как пробиться скозь дебри построений Маркса и связать отдельные экономические понятия вместе совсем не просто. И еще сложнее понять, что в основании всей этой системы лежит полная нелепица и абсурд, а все четыре тома призваны лишь затушевать и спрятать этот абсурд за многочисленными рассуждениями, чтобы свести концы с концами и чтобы этот абсурд не выглядел слишком явно.
Или взять того же Кейнса. Вся его теория строится на одном-единственном положении: по мере того, как у человека возрастают доходы, он все больше склонен не тратить деньги на потребление, а превращать их в сбережения и капитал. Понятно, что подобное положение является чисто психологическим. Откуда берется это положение у Кейнса? А ниоткуда, он вводит его как аксиому, как априорное утверждение: "Мы можем быть вполне уверены не только из априорных соображений, исходя из нашего знания человеческой природы, но и на основании детального изучения прошлого опыта", - пишет Кейнс по поводу этого своего постулата. Если бы мы имели дело с психологией, мы могли бы принять данное положение как одну из гипотез и на этом успокоиться. Но в экономике любое подобного рода положение немедленно и с необычайной легкостью облекается в математическую форму - ведь из данного положения Кейнса тут же строится возрастающая выпуклая фунция зависимости потребления от дохода, имеющая положительную первую производную и отрицательную вторую. А дальше с той же легкостью вводится целая система математико-экономических понятий: предельная склонность к потреблению, предельная склонность к сбережению, - и все эти функции и понятия так же легко увязываются с другими фунциями и величинами - заработной платой, инвестициями, процентной нормой капитала, безработицей, ВВП. И вот у нас уже появляется грандиозное здание кейнсианской теории, а европейские правительства в борьбе с кризисом начинают применять те выводы и рецепты, которые выводит Кейнс из своей теории. И тут вдруг все рушится...Ну а чуть позже это базовое положение Кейнса о росте сбережений по мере увеличения доходов проходит "экспериментальную" проверку на основе анализа статистики разных стран в разное время, и выясняется, что оно ложно и ошибочно - на самом деле люди при росте дохода чаще всего ведут себя совершенно иначе. А значит, и все грандиозное здание кейнсианской экономической теории не стоит и выеденного яйца. Эта ошибка Кейнса дорого обошлась европейским правительствам, - хотя в сравнении с последствиями реализации на практике в России другой экономической теории, марксистской, конечно, это был сущий пустяк.
В истории же политэкономии радикальный пересмотр множества базовых принципов и споры об основаниях самой экономической науки - обычное дело. И в этом смысле история экономической теории сильно напоминает историю философии, где у каждого крупного философа была своя философская система, которая напрочь отвергала все существовавшие прежде, а вслед за этим возникали соответствующие философские школы и "традиции". И потом эпикурейцы долго спорили с какими-нибудь пифагорейцами, неоплатоники с аристотелевцами, а какие-нибудь кантианцы и неокантианцы - с гегельянцами и неогегельянцами. Что-то очень похожее мы находим и в истории экономической мысли - любой более-менее крупный теоретик по сути создавал свою собственную систему, в которой на основании каких-то базовых принятых принципов давался ответ на "основные вопросы" экономической теории - о природе стоимости, денег, механизме образования цены, ренты, процента и т.д. И потом какие-нибудь рикардианцы-классики спорили с марксистами, кейнсианцы - с неоклассиками, а представители "австрийской школы" - с ними со всеми. И споры эти касались вовсе не только каких-то частных вопросов экономики - как, скажем, в физике шли долгие споры о природе света. Все эти системы отличались в понимании самих основ экономической теории, и у каждой из них была своя философия и методология. Причем понятно, что марксизм возник как вполне определенного рода социальный заказ, а австрийцы и маржиналисты появились во многом как реакция на марксизм - то есть во всех этих спорах отчетливо присутствовали еще и политико-идеологические и ценностные мотивы.
У этой специфики истории экономической теории, как мне кажется, есть две причины. Первая состоит в том, что экономическая мысль развивалась параллельно с развитием мировой экономической системы. И понятно, что в такой ситуации перемостр многих принципов или введение новых были неизбежны - ведь сама экономика со времен физиократов или Адама Смита изменилась весьма основательно. А вторая - и куда более существенная причина - состоит в том, что экономическая теория все-таки имеет дело не с природой и не с материей, а с человеком - со всей его субъективной и непостижимой природой. А там, где появляется человек - там тут же начинаются тайны, загадки и путаница. Выкинуть человека или полностью формализовать его природу невозможно, а раз так, то и в экономике, где многое зависит от поведения и выбора человека, все тут же становится очень непросто. И как далеко и глубоко нужно идти экономической теории в этой природе человека и где именно нужно остановиться - вопрос очень непростой. Отсюда всегда возникает опасность впадения экономической теории в субъективизм и психологизм, или в теорию человеческого поведения.
Ну, взять, например, того же Кейнса - чья теория оказала огромное влияние на развитие всей экономической мысли в 20-м веке. Это далеко не мечтатель и не натурфилософ средневековья, он прекрасно владеет логикой и математическим аппаратом. Но в споре с другим экономистом, - Нобелевским лауреатом 1969 года Тинбергеном, - об основаниях и методах экономической науки по вполне частному вопросу о том, что определяет объемы инвестиций, Кейнс пишет, что инвестиционные ожидания определяются... "жизнерадостностью" (animal spirits), "спонтанно возникающей решимостью действовать". Кейнс пишет: "Лишь в немного большей степени, чем экспедиция на Южный полюс, предпринимательство основывается на точных расчетах ожидаемого дохода. Поэтому, когда жизнерадостность затухает, оптимизм поколеблен, и нам не остается ничего другого, как полагаться на один только математический расчет, предпринимательство хиреет и испускает дух - даже если опасения потерпеть убытки столь же неосновательны, какими прежде были надежды на прибыль". Кажется еще чуть-чуть, и Кейнс заговорит о пассионарности, жизненной силе и астральных телах, которые и определяют решимость инвесторов вкладывать свои деньги, и отстутствие которых ответственно за недостаточный уровень инвестиций. Повторюсь: все это пишет не какой-то средневековый алхимик, каббалист, мистик или натурфилософ - это пишет один из наиболее видных экономических теоретиков в середине 20-го века. И Кейнсу даже в голову не приходит, что объяснять экономические явления и процессы "жизнерадостностью" и "духом" экономическая теория не может и не должна, и что если у инвесторов пропала "жизнерадостность", то причины этого нужно искать не в каких-то безусловных и непостижимых основаниях человеческого духа, а в самой экономике.
Примеров подобного рода из истории экономической мысли можно привести множество - собственно, половина этой истории из подобного вздора и состоит. Но что хуже всего, любой такой поворот мысли или неточно сформулированная мысль или понятие немедленно приводят к катастрофическим последствиям и ошибочным выводам, что обнаружить порой совсем непросто. Ведь особенность экономики состоит в том, что и чисто гуманитарной дисциплиной она тоже не является. Философы, историки или психологи могут бесконечно спорить по тому или иному вопросу, не прибегая при этом к математическому аппарату - опровергнуть или подтвердить их тезисы и теории формальными методами практически невозможно. Экономика же имеет дело с человеком во вполне определенном срезе - в его отношении к материальному миру и материальным вещам. И поэтому любое допущение или мысль в экономике с необычайной легкостью облекаются в математические формулы и функции. И на каком-нибудь сущем вздоре и бессмыслице вполне можно воздвигнуть сложное и стройное здание, состоящее из системы математических понятий и функций. И после этого порой очень сложно пробраться сквозь нагромождение всех этих формул и длинных и путанных рассуждений, чтобы понять, что в основании всего этого претенциозного здания на самом деле лежит сущий вздор и нелепица. Карл Маркс напару с другом Фридрихом написали четыре тома "Капитала", эта книга требует внимания и напряжения ума, так как пробиться скозь дебри построений Маркса и связать отдельные экономические понятия вместе совсем не просто. И еще сложнее понять, что в основании всей этой системы лежит полная нелепица и абсурд, а все четыре тома призваны лишь затушевать и спрятать этот абсурд за многочисленными рассуждениями, чтобы свести концы с концами и чтобы этот абсурд не выглядел слишком явно.
Или взять того же Кейнса. Вся его теория строится на одном-единственном положении: по мере того, как у человека возрастают доходы, он все больше склонен не тратить деньги на потребление, а превращать их в сбережения и капитал. Понятно, что подобное положение является чисто психологическим. Откуда берется это положение у Кейнса? А ниоткуда, он вводит его как аксиому, как априорное утверждение: "Мы можем быть вполне уверены не только из априорных соображений, исходя из нашего знания человеческой природы, но и на основании детального изучения прошлого опыта", - пишет Кейнс по поводу этого своего постулата. Если бы мы имели дело с психологией, мы могли бы принять данное положение как одну из гипотез и на этом успокоиться. Но в экономике любое подобного рода положение немедленно и с необычайной легкостью облекается в математическую форму - ведь из данного положения Кейнса тут же строится возрастающая выпуклая фунция зависимости потребления от дохода, имеющая положительную первую производную и отрицательную вторую. А дальше с той же легкостью вводится целая система математико-экономических понятий: предельная склонность к потреблению, предельная склонность к сбережению, - и все эти функции и понятия так же легко увязываются с другими фунциями и величинами - заработной платой, инвестициями, процентной нормой капитала, безработицей, ВВП. И вот у нас уже появляется грандиозное здание кейнсианской теории, а европейские правительства в борьбе с кризисом начинают применять те выводы и рецепты, которые выводит Кейнс из своей теории. И тут вдруг все рушится...Ну а чуть позже это базовое положение Кейнса о росте сбережений по мере увеличения доходов проходит "экспериментальную" проверку на основе анализа статистики разных стран в разное время, и выясняется, что оно ложно и ошибочно - на самом деле люди при росте дохода чаще всего ведут себя совершенно иначе. А значит, и все грандиозное здание кейнсианской экономической теории не стоит и выеденного яйца. Эта ошибка Кейнса дорого обошлась европейским правительствам, - хотя в сравнении с последствиями реализации на практике в России другой экономической теории, марксистской, конечно, это был сущий пустяк.
***
Для чего я, собственно, все это рассказываю? Для того, чтобы понимать, что прежде чем применять матаметический аппарат, в экономической теории крайне важно определить те границы, где заканчивается субъективизм и психология, и начинается сама экономика. И каждое положение или понятие экономической теории должно быть сто раз продумано с самых разных точек зрения - особенно если речь идет о таких базовых понятиях и явлениях, как стоимость или деньги. Любая ошибка или неточность здесь неизбежно ведет к катастрофическим последствиям. Экономика - дисциплина достаточно простая, но очень коварная. Здесь все настолько взаимосвязано, что небольшая неточность или двусмысленность в начале может привести к существенным ошибкам в конце. Математика, конечно, любые наши глупости исправно отобразит и не заметит - математике вообще все равно, какие величины отображать и исчислять, но смысл этих величин и понятий может задать только тот предмет, который прибегает к математическому аппарату. А значит, все экономические понятия и величины должны быть заданы и определены предельно аккуратно и с ясным пониманием их экономической природы. Математика за нас этого не сделает.
Именно поэтому мы так тщательно и аккуратно подошли к определению понятию стоимости и так внимательно изучили историю и проявление сущности денег. Не имея ясного и четкого представления о том, с чем, собственно говоря, имеет дело экономика, и не определив предельно ясно ее основные понятия, двигаться дальше было бы столь же бессмысленно, как пускаться в открытый океан на весельной лодке со сломанным парусом. Примеров тому из истории экономической мысли можно приводить бесконечно. Более того, именно такой лодкой без паруса по сути является и вся современная "экономическая наука".
Именно поэтому мы так тщательно и аккуратно подошли к определению понятию стоимости и так внимательно изучили историю и проявление сущности денег. Не имея ясного и четкого представления о том, с чем, собственно говоря, имеет дело экономика, и не определив предельно ясно ее основные понятия, двигаться дальше было бы столь же бессмысленно, как пускаться в открытый океан на весельной лодке со сломанным парусом. Примеров тому из истории экономической мысли можно приводить бесконечно. Более того, именно такой лодкой без паруса по сути является и вся современная "экономическая наука".
