Res puplica! (10)
Jan. 29th, 2012 03:23 amRes publicа! (1)
Res publica! (2)
Res publica! (3)
Res publica! (4)
Res publica! (5)
Res publica! (6)
Res publica! (7)
Res publica! (8)
Res publica! (9)
Совершенно ясно, что суверенитет и легитимность государства (если таковые вообще у него есть), основанного на насилии, отличаются по своей природе от оных у государства, основаннного на некоем условном или действительно заключенном добровольном договоре. Что же такое в подобном насильственном государстве есть его легитимность? В государстве res publica это понятно что: признание власти и государства уполномоченными от имени каждого (или абсолютного большинства) его граждан или подданых вводить новые законы, принимать решения, собирать налоги, вести войну и применять насилие по отношению к самим гражданам для пресечения произвола с их стороны.
Но в государстве, основанном на насилии и терроре, подобное признание вовсе не может исходить от его граждан, так как они ничего его делать не уполномачивали, а сами стали жертвами его насилия и террора (ведь вряд ли они уполномачивали такую власть убивать и грабить их самих). Следовательно, о легитимности власти в таком государстве вообще речи быть не может - ее у такого государства попросту нет. Точнее сказать, готовность людей выполнять приказы такой власти и повиноваться ей зиждится исключительно на самом насилии этой власти: пока власть имеет возможность применять насилие или хотя бы регулярно его показательно демонстрировать - люди повинуются; но если вдруг такая влаcть дала слабину и люди это почувствовали, то приказы такой власти тут же падают в пустоту; ну а если люди вдруг поняли, что у их поработителя и вовсе никаких сил нет - они не применут этим воспользоваться, поднимут восстание и постараются освободиться от такой власти, жестоко отомстив бывшему правителю и его слугам за все беды, насилия и унижения. Говорить о "легитимности" такой власти или о каком-то "договоре" между властью и порабощенными ею гражданами, как это делает Гоббс, вообще смысла нет, можно говорить лишь о лояльности власти со стороны ее ближайшего окружения, карательных войск и армии, шпионов и доносчиков - то есть всех тех, кто и осуществляет эту власть или кто получает от нее какую-то выгоду.
Именно поэтому государства и политические союзы, созданные и поддерживаемые насилием, как показывает история, оказываются, как правило, очень непрочными. Таковы практически все восточные деспотии и империи - от персов до Чингизхана и Тамерлана, которые распадались практически сразу после смерти их основателей. Таковой была империя Александра Македонского, который строил свою завоевательскую политику по спартанским образцам. Такова была советская империя и коммунистический блок, который начал разваливаться, едва зашаталась коммунистическая власть в СССР. Насилие является в такого рода образованиях единственным источником "легитимности". И оно же, насилие, является причиной этой "легитимности": чем шире и регулярнее власть в таком государстве или империи применяет насилие, тем быстрее люди соглашаются ей подчиняться. Но удерживать в повиновении даже один народ совсем непросто, не говоря уже о многих. И поскольку легитимность - это все же нечто отличное от повиновения под угрозой смерти или наказания, и предполагает некую "добрую волю" - то есть добровольность, то и говорить о легитимности власти в подобных государствах или империях нет никакого смысла.
Способ существования таких государств и союзов - постоянное применение насилия с целью консолидации ресурсов в своих руках. Это позволяет такой власти иметь достаточно ресурсов для удержания в повиновении покоренных людей и народов в течение какого-то времени, но при малейшем ослаблении власти, бунтах, восстаниях под угрозу ставится все государство или империя. В то же время Рим со своим республиканским духом создал величайшую империю древности, и эта империя выдержала сотни войн, восстаний, бунтов и даже несколько гражданских войн в самом Риме. Почему? Почему империя Александра Македонского, который нес с собой великую эллинскую культуру и который объявлял себя и персидским царем, и египетским фараоном, начала распадаться еще при его краткой жизни, а римские легионы создали столь устойчивую и вечную империю? Видимо, дело было не только в римских легионах. Римские легионы несли с собой то, что не могли принести множество других завоевателей - римский республиканский дух и римские законы. Получив в наследство очень совершенный политический строй и совершенные законы, римляне затем и свою Империю устраивали на началах того же римского республиканского духа, давая справедливость и всю возможную свободу покоренным народам, оставляя им при желании свои законы, свои обычаи, а нередко и своих царей.
Но если легитимность, основанная на голом насилии, оказывается чем-то эфемерным, то как быть с суверенитетом? Ведь нельзя же отрицать, что власть или государства, которые с помощью насилия создавали порой огромные империи, покоряя всех своих соседей, не обладали суверенитетом? Однако давайте внимательно посмотрим на природу этого суверенитета, и мы увидим, что основание у него то же самое - насилие. Если определять суверенитет как самодеятельный источник всякой власти и законов, то, конечно, насилие может служить таким источником. Какой-нибудь Чингизхан мог издать любой закон, принять любое решение, и при этом не было другого источника этих законов и решений, помимо власти самого Чингизхана, и его решения выполнялись. Но очевидно, что суверенитет, основанный на насилии, принципиально иной, нежеле суверенитет res publica. В самом деле, для государства добровольного договора насилие со стороны власти является необходимым, но чрезвычайным механизмом, который в идеале применяется только для пресечения произвола. Суверенитет здесь имеет природу, принципиально отличную от насилия, ведь насилие здесь является лишь прикладным инструментом, "оружием" суверенитета. В государствах же, основанных на насилии, само это насилие и есть основание суверенитета, а все остальное из него только вытекает - и право, и законы, и правомочность принятых властью решений. В договорных государствах чрезмерное и необоснованное насилие со стороны власти воспринимается уже как произвол власти, а в государствах, основанных на насилии, само насилие - это скорее правило и основа всего остального, а время, когда власть не слишком терроризирует народ, воспринимается как счастливая передышка.
Впрочем, поставим вопрос еще острее. Мы прекрасно понимаем, что в государстве договорного типа все может быть не настолько уж замечательно и хорошо, и что насилие вполне может стать почти правилом даже там, где государство стало результатом общественного договора. Например, мы вполне можем себе представить, что народ выбрал на Народном собрании себе царя, а потом, уже после его смерти, его распутный и порочный сын, наследовав власть, издал закон, по которому увеличивались налоги, усилился гнет, а для сбора налогов и наказания непослушных этот царь стал регулярно применять насилие и террор. В общем, царская власть выродилась в тиранию. Обычное дело, если верить Аристотелю и Макиавелли. Да и у нас в истории что-то подобное случилось при Иване Грозном, причем за время одного его правления. С другой стороны, мы вполне можем представить себе ситуацию, когда завоеватель сначала, конечно, пожег и пограбил, но потом, окончательно победив местного царя, стал править сам или посадил своего наместника, и снизил налоги, перестал почем зря грабить и насильничать, дал хорошие законы, и со временем покоренный народ признал новую власть своей, а его территория вошла в королевство этого царя-завоевателя в качестве провинции. Тоже обычное дело. Англию трижды завоевывали, а потом попривыкли и королей своими считали. Франки завоевали галлов и образовалось вполне цивилизованное государство Франции. Государства, возникшие в результате войн и завоеваний - вообще скорее правило, нежели исключение для Европы. Да и для мира, наверное, тоже. Исключение здесь скорее уж русские, которых покорили извне только однажды, но при этом даже новой элиты из завоевателей не было.
Мы установили, что суверенитет государства общественного договора по своей природе принципиально отличается от суверенитета государства насилия. Отсюда, собственно, и две наиболее известные теории государства - теория общественного договора и теория завоевания. Но кто вообще сказал, что суверенитет государства договора (res publica) лучше суверенитета насилия, если, как мы понимаем, в истории насилие и войны были обычным делом и, вероятно, большинство государств возникло как раз в результате завоеваний, а не договора? Почему нельзя считать суверенитет насилия чем-то лучше суверенитета res publica, или, по меньшей мере, считать его второй, альтернативной природой суверенитета? То есть почему мы считаем, что природа государства - именна та, что представлена в теории общественного договора, а не та, которую мы находим в государстве насилия? Какова же природа суверенитета, наконец, и не может ли так быть, что у суверенитета могут быть две разные природы - res publica и насилие, особенно с учетом того, что, как мы понимаем, в договорном государстве не обходится без насилия, а в государстве насилия не обходится без каких-то пряников и общих интересов?
Res publica! (2)
Res publica! (3)
Res publica! (4)
Res publica! (5)
Res publica! (6)
Res publica! (7)
Res publica! (8)
Res publica! (9)
Совершенно ясно, что суверенитет и легитимность государства (если таковые вообще у него есть), основанного на насилии, отличаются по своей природе от оных у государства, основаннного на некоем условном или действительно заключенном добровольном договоре. Что же такое в подобном насильственном государстве есть его легитимность? В государстве res publica это понятно что: признание власти и государства уполномоченными от имени каждого (или абсолютного большинства) его граждан или подданых вводить новые законы, принимать решения, собирать налоги, вести войну и применять насилие по отношению к самим гражданам для пресечения произвола с их стороны.
Но в государстве, основанном на насилии и терроре, подобное признание вовсе не может исходить от его граждан, так как они ничего его делать не уполномачивали, а сами стали жертвами его насилия и террора (ведь вряд ли они уполномачивали такую власть убивать и грабить их самих). Следовательно, о легитимности власти в таком государстве вообще речи быть не может - ее у такого государства попросту нет. Точнее сказать, готовность людей выполнять приказы такой власти и повиноваться ей зиждится исключительно на самом насилии этой власти: пока власть имеет возможность применять насилие или хотя бы регулярно его показательно демонстрировать - люди повинуются; но если вдруг такая влаcть дала слабину и люди это почувствовали, то приказы такой власти тут же падают в пустоту; ну а если люди вдруг поняли, что у их поработителя и вовсе никаких сил нет - они не применут этим воспользоваться, поднимут восстание и постараются освободиться от такой власти, жестоко отомстив бывшему правителю и его слугам за все беды, насилия и унижения. Говорить о "легитимности" такой власти или о каком-то "договоре" между властью и порабощенными ею гражданами, как это делает Гоббс, вообще смысла нет, можно говорить лишь о лояльности власти со стороны ее ближайшего окружения, карательных войск и армии, шпионов и доносчиков - то есть всех тех, кто и осуществляет эту власть или кто получает от нее какую-то выгоду.
Именно поэтому государства и политические союзы, созданные и поддерживаемые насилием, как показывает история, оказываются, как правило, очень непрочными. Таковы практически все восточные деспотии и империи - от персов до Чингизхана и Тамерлана, которые распадались практически сразу после смерти их основателей. Таковой была империя Александра Македонского, который строил свою завоевательскую политику по спартанским образцам. Такова была советская империя и коммунистический блок, который начал разваливаться, едва зашаталась коммунистическая власть в СССР. Насилие является в такого рода образованиях единственным источником "легитимности". И оно же, насилие, является причиной этой "легитимности": чем шире и регулярнее власть в таком государстве или империи применяет насилие, тем быстрее люди соглашаются ей подчиняться. Но удерживать в повиновении даже один народ совсем непросто, не говоря уже о многих. И поскольку легитимность - это все же нечто отличное от повиновения под угрозой смерти или наказания, и предполагает некую "добрую волю" - то есть добровольность, то и говорить о легитимности власти в подобных государствах или империях нет никакого смысла.
Способ существования таких государств и союзов - постоянное применение насилия с целью консолидации ресурсов в своих руках. Это позволяет такой власти иметь достаточно ресурсов для удержания в повиновении покоренных людей и народов в течение какого-то времени, но при малейшем ослаблении власти, бунтах, восстаниях под угрозу ставится все государство или империя. В то же время Рим со своим республиканским духом создал величайшую империю древности, и эта империя выдержала сотни войн, восстаний, бунтов и даже несколько гражданских войн в самом Риме. Почему? Почему империя Александра Македонского, который нес с собой великую эллинскую культуру и который объявлял себя и персидским царем, и египетским фараоном, начала распадаться еще при его краткой жизни, а римские легионы создали столь устойчивую и вечную империю? Видимо, дело было не только в римских легионах. Римские легионы несли с собой то, что не могли принести множество других завоевателей - римский республиканский дух и римские законы. Получив в наследство очень совершенный политический строй и совершенные законы, римляне затем и свою Империю устраивали на началах того же римского республиканского духа, давая справедливость и всю возможную свободу покоренным народам, оставляя им при желании свои законы, свои обычаи, а нередко и своих царей.
Но если легитимность, основанная на голом насилии, оказывается чем-то эфемерным, то как быть с суверенитетом? Ведь нельзя же отрицать, что власть или государства, которые с помощью насилия создавали порой огромные империи, покоряя всех своих соседей, не обладали суверенитетом? Однако давайте внимательно посмотрим на природу этого суверенитета, и мы увидим, что основание у него то же самое - насилие. Если определять суверенитет как самодеятельный источник всякой власти и законов, то, конечно, насилие может служить таким источником. Какой-нибудь Чингизхан мог издать любой закон, принять любое решение, и при этом не было другого источника этих законов и решений, помимо власти самого Чингизхана, и его решения выполнялись. Но очевидно, что суверенитет, основанный на насилии, принципиально иной, нежеле суверенитет res publica. В самом деле, для государства добровольного договора насилие со стороны власти является необходимым, но чрезвычайным механизмом, который в идеале применяется только для пресечения произвола. Суверенитет здесь имеет природу, принципиально отличную от насилия, ведь насилие здесь является лишь прикладным инструментом, "оружием" суверенитета. В государствах же, основанных на насилии, само это насилие и есть основание суверенитета, а все остальное из него только вытекает - и право, и законы, и правомочность принятых властью решений. В договорных государствах чрезмерное и необоснованное насилие со стороны власти воспринимается уже как произвол власти, а в государствах, основанных на насилии, само насилие - это скорее правило и основа всего остального, а время, когда власть не слишком терроризирует народ, воспринимается как счастливая передышка.
Впрочем, поставим вопрос еще острее. Мы прекрасно понимаем, что в государстве договорного типа все может быть не настолько уж замечательно и хорошо, и что насилие вполне может стать почти правилом даже там, где государство стало результатом общественного договора. Например, мы вполне можем себе представить, что народ выбрал на Народном собрании себе царя, а потом, уже после его смерти, его распутный и порочный сын, наследовав власть, издал закон, по которому увеличивались налоги, усилился гнет, а для сбора налогов и наказания непослушных этот царь стал регулярно применять насилие и террор. В общем, царская власть выродилась в тиранию. Обычное дело, если верить Аристотелю и Макиавелли. Да и у нас в истории что-то подобное случилось при Иване Грозном, причем за время одного его правления. С другой стороны, мы вполне можем представить себе ситуацию, когда завоеватель сначала, конечно, пожег и пограбил, но потом, окончательно победив местного царя, стал править сам или посадил своего наместника, и снизил налоги, перестал почем зря грабить и насильничать, дал хорошие законы, и со временем покоренный народ признал новую власть своей, а его территория вошла в королевство этого царя-завоевателя в качестве провинции. Тоже обычное дело. Англию трижды завоевывали, а потом попривыкли и королей своими считали. Франки завоевали галлов и образовалось вполне цивилизованное государство Франции. Государства, возникшие в результате войн и завоеваний - вообще скорее правило, нежели исключение для Европы. Да и для мира, наверное, тоже. Исключение здесь скорее уж русские, которых покорили извне только однажды, но при этом даже новой элиты из завоевателей не было.
Мы установили, что суверенитет государства общественного договора по своей природе принципиально отличается от суверенитета государства насилия. Отсюда, собственно, и две наиболее известные теории государства - теория общественного договора и теория завоевания. Но кто вообще сказал, что суверенитет государства договора (res publica) лучше суверенитета насилия, если, как мы понимаем, в истории насилие и войны были обычным делом и, вероятно, большинство государств возникло как раз в результате завоеваний, а не договора? Почему нельзя считать суверенитет насилия чем-то лучше суверенитета res publica, или, по меньшей мере, считать его второй, альтернативной природой суверенитета? То есть почему мы считаем, что природа государства - именна та, что представлена в теории общественного договора, а не та, которую мы находим в государстве насилия? Какова же природа суверенитета, наконец, и не может ли так быть, что у суверенитета могут быть две разные природы - res publica и насилие, особенно с учетом того, что, как мы понимаем, в договорном государстве не обходится без насилия, а в государстве насилия не обходится без каких-то пряников и общих интересов?