Австрийское мракобесие

На дворе кризис, самое время поговорить об экономике.

Недавно у меня состоялась интересная и содержательная дискуссия на макроэкономические темы со сторонниками т.н. австрийской школы. Ребята неглупые, выучили английский, почитали кое-что по экономике и банковскому делу, в том числе труды маразматиков Мизеса и Хайека - и теперь всерьез грезят о перестройке мировой экономики. Эдакие новые революционеры либертарианского толка. Там я позволил себе усомниться в разумности рецептов австрийской школы, и у меня есть для этого серьезные основания: я действительно считаю, что современная экономическая теория - это набор псевдонаучных гипотез, путаницы и откровенного шарлатанства, от австрийцев и марксистов до т.н. неоклассиков  и прочих либералов. Экономическая теория уже давно утратила свой предмет и свой фундамент и превратилась в жонглирование цифрами и бессмысленными тезисами, поэтому никаких внятных рецептов по преодолению кризисных явлений капитализма она в принципе дать не может.
  
Рассмотрим, например, один достаточно узкий, но очень важный для всего развития экономической теории вопрос - теорию предельной полезности.

Теория предельной полезности. Преположим, путник, мучимый жаждой, дорывается до графина с водой. Первый стакан он выпивает залпом и получает огромное облегчение. Если бы нужно было как-то оценить значимость или полезность этого первого стакана воды (например, в золотых дукатах), то человек с готовностью отдал бы за него 10 дукатов. Второй стакан воды также необходим ему, так как жажда еще не утолена, но необходимость во втором стакане уже меньше, чем в первом - ведь чувство жажды хотя и не исчезло, но уменьшилось. Поэтому человек готов выложить за второй стакан только 8 золотых дукатов: полезность второго стакана воды для него меньше, чем полезность первого. Путник хотел бы выпить и третий стакан воды, но необходимость в нем еще меньше, чем во втором, и он оценил бы его только в 6 дукатов. И, таким образом, каждый последующий стакан воды в глазах путника имеет все меньшую ценность, пока, наконец,  после пятого стакана воды, за который он выложил 2 дуката и когда жажда утолена, следующий, шестой стакан воды в глазах путника уже не имеет никакой ценности  - полезность шестого стакана воды равны для него нулю. 

Вот и все. В этом и состоит вся теория предельной полезности. Так или иначе люди давно знали, что по мере увеличения количества какого-либо блага ценность последующей единицы (или экземпяра) для потребителя уменьшается, но впервые этот закон был со всей отчетливостью софрмулирован немецким экономистом Госсеном только в 1854 г. Правда, книга, в которой он сформулировал этот закон, вышла небольшим тиражом и осталась неизвестной для других экономистов, поэтому закон предельной полезности (или закон Госсена, или закон падения предельной полезнсти) позже был переоткрыт рядом других экономистов - Менгером,  Джевонсом и Вальрасом.  

Закон Госсена  позволял перейти к анализу потребительской стоимости товара, то есть к анализу экономических явлений с т.з. покупателя, и это был подлинный переворот в экономической теории. С тех пор "маржиналистсий подход"  - то есть учет не только совокупной (общей) полезности какого-либо количества блага,  а и отдельных его порций и предельных величин - стал использоваться где только можно. И используется до сих пор.    

Бем-Баверк на водопое. И все бы хорошо, если бы австрийцы (экономисты, разрабатывавшие теорию предельной полезности) не впали в полное мракобесие, от которого экономическая теория не может избавиться уже более столетия: австрийцы зашли так далеко, что стали утврерждать, что полезность последней единицы блага и определяет ценность данного блага.

Теперь мы подходим вплотную к главной цели нашего исследования. Величина ценности материального блага определяется важностью той конкретной потребности (или частичной потребности), которая занимает последнее место в ряду потребностей, удовлетворяемых всем наличным запасом материальных благ данного рода

...закон величины ценности материальных благ можно будет выразить в следующей простейшей формуле: ценность вещи измеряется величиной предельной пользы этой вещи.

Если применить это правило к нашему примеру, то ценность графина воды будет равна...нулю! В самом деле, если последний, шестой стакан воды для нас не представляет уже никакой пользы, то ценность последнего стакана воды в графине равна нулю. А какова ценность всего графина с водой? Умножаем ценность одного стакана воды (=0) на количество стаканов воды (6) - и мы получаем, что ценность всего графина с водой равна нулю! Как бы Бем-Баверк ни пытался затушевать этот факт, но умножение на ноль дает ноль, и никакими схоластическими рассуждениями это арифметической правило отменить невозможно.

Таким образом, получается, что ценность только одного, первого стакана воды мы оценили в 10 дукатов, а ценность шести стаканов воды для нас волшебным образом становится равной нулю!

Как же так? А вот так. Такова австрийская теория полезности.Абсурд? Конечно. Бред? Безусловно. Но до сих пор этот бред австрийских профессоров считается важнейшим "научным открытием" западной "экономической науки". 

Это положение является центральным пунктом нашей теории ценности. Все дальнейшее связывается с ним и выводится из него. В этом пункте обнаруживается всего резче и антагонизм между защищаемой нами и старой теориями ценности. Старая теория, поскольку она вообще производила ценность из полезности материальных благ, признавала за мерило ценности то наивысшую, то среднюю пользу, какую способна приносить вещь: наивысшую - приписывая каждому отдельному экземпляру все то значение, которое принадлежит соответствующему виду материальных благ; среднюю - складывая (вместе с Гильдебрандом) [Hildebrand. Nationalokonomie der Gegenwart und der Zukunft. S. 318; см. прим. на S. 28-29] сумму и важность всех принадлежащих к данному виду потребностей и деля полученную таким путем величину на число экземпляров материальных благ соответствующего рода. Мы же поступаем как раз наоборот; мы принимаем за мерило ценности наименьшую пользу, ради получения которой представляется еще выгодным с хозяйственной точки зрения употреблять данную вещь.

Дабы меня не заподозрили в том,  что мой пример некорректен или что я неправильно понял всю глубину и смелость мысли австрийских экономистов, приведу пример самого Бем-Баверка:

Предположим, что поселенец, избушка которого одиноко стоит в первобытном лесу, в стороне от всяких путей сообщения, только что собрал со своего поля пять мешков хлеба. Этим хлебом он должен прокормиться до следующей жатвы. В качестве любящего порядок хозяина он заранее рассчитывал, как употребить свой запас. Один мешок необходим ему, чтобы только не умереть с голода до следующей жатвы. При помощи другого мешка ему нужно улучшить свое питание настолько, чтобы сохранить свое здоровье и силы. Употреблять из своего запаса еще некоторую часть на хлеб и мучные кушанья он не намерен. Напротив, для него было бы весьма желательно к хлебной пище прибавить несколько мясной пищи; поэтому третий мешок он предназначает для откармливания птицы. Четвертый мешок должен пойти у него на приготовление хлебной водки. Этим вполне обеспечиваются все его скромные личные потребности. Остается еще один мешок. Наш хозяин решает употребить его на корм для нескольких штук попугаев, болтовню которых ему нравится слушать. Само собой понятно, что не все перечисленные способы употребления запаса имеют одинаковое значение для нашего хозяина. Чтобы выразить отношение между его потребностями в цифрах, возьмем шкалу, состоящую из десяти степеней. За поддержанием своего существования наш хозяин должен признать, конечно, самую высшую степень важности - 10; за сохранением здоровья - несколько более низкую степень важности, положим 8; далее, степень важности мясной пищи выразится цифрой 6; потребление водки - цифрой 4; наконец, содержание попугаев будет иметь самую низкую степень важности - 1. Теперь постараемся перенестись мысленно в положение нашего поселенца и спросим себя: какое значение при описанных условиях будет иметь для его благополучия один мешок хлеба?

Мы уже знаем, в чем состоит простейший способ решения этого вопроса: нам необходимо определить, какой суммой пользы поплатился бы наш хозяин в том случае, если бы он утратил один мешок хлеба. Применим же к делу этот прием. Ясно, что наш хозяин оказался бы человеком крайне неблагоразумным, если бы, потеряв один мешок хлеба, он вздумал отказывать себе в самой необходимой пище, расстраивая таким образом свое здоровье, и в то же время гнать водку и кормить кур и попугаев по-прежнему. Для рассудительного практика тут возможен только один исход: употребить оставшиеся четыре мешка хлеба на удовлетворение четырех важнейших групп потребностей, отказавшись от удовлетворения потребности наименее важной, представляющей предельную степень пользы. Так именно и поступит наш хозяин: он решит не держать попугаев. Есть ли у него пятый мешок хлеба или нет, - разница для него небольшая: если есть, он позволит себе удовольствие держать попугаев; если нет, он откажет себе в этом удовольствии, только и всего; и вот этой-то незначительной пользой и будет он определять ценность каждого отдельного мешка из своего запаса. Мы говорим: ценность каждого отдельного мешка - ведь, раз все мешки одинаковы, то для нашего хозяина будет решительно все равно, потеряет ли он мешок А или мешок В, если только после утраты одного мешка у него останется еще четыре мешка для удовлетворения важнейших потребностей.

Нам остается только добавить еще один мешок, который в хозяйстве "крестьянина на опушке леса" является лишним (или запасным) и полезность которого равна для него нулю, и мы снова увидим всю глубину австрийского мракобесия  - ведь тогда мы получим, что ценность всего запаса хлеба этого крестьянина равна нулю. Он питается сам, кормит птицу и попугаев, гонит самогон - но ценность мешка хлеба (и всего запаса) для него равна нулю! 

Замечание 1. Если дополнить пример Бем-Баверка одним "лишним" мешком зерна, то станет ясна несостоятельность всей австрийской теории ценности. В самом деле, если "лишний" мешок имеет для крестьянина нулевую ценность, то он легко обменяет его на все, что угодно, что только представляет для него хоть какую-то субъективную ценность. Теперь представим, что на соседней опушке леса ведет свое хозяйство пастух, у которого завелись "лишние" овцы. Спрашивается, по каким же правилам будет происходить обмен зерна на овец между крестьянином и пастухом? Очевидно, крестьянин без ущерба для себя отдаст весь свой излишек, так же как пастух легко избавиться от всех лишних овец. И тогда все излишки крестьянина будут меняться на все излишки пастуха. Таким образом, никакой рынок из такой "теории" ценности возникнуть не сможет, и обмен будет иметь не экономическое содержание, а станет подобен обществу квазикоммунистической взаимопомощи, когда любое количество лишнего товара будет обмениваться на любое количество другого лишнего товара. 

Замечание 2. Но для австрийской теории ценности все обстоит гораздо хуже. Если ценность блага определяется предельной полезностью, как это утверждают австрийцы, то нулевую ценность будет иметь любое количество зерна, а не только лишнее, точно так же как нулевой ценностью будут обладать все овцы. И таким образом, даже если крестьянин и пастух начнут торговать не лишними, а нужными зерном и овцами, все равно их ценность для них будет равна нулю. Таким образом, вместо рынка мы получим круговорот нулей, то есть форменный дурдом  - ведь ценность всего запаса зерна для крестьянина равна нулю, как для пастуха равна нулю ценность всех его овец. Бем-Баверк все-таки понял, что его теория является абсурдом и попытался выйти из положения.Но ничего, кроме пустой болтовни, он предложить для объяснения этого абсурда не смог. Но об этом чуть ниже.        

Может быть, это какое-то умопомрачение, характерное для одного только Бем-Баверка? Отнюдь. То же самое пишет и Визер:

Утверждение, что все без исключения единицы запаса оцениваются на основе предельной полезности, кажется парадоксальным, оно оспаривается большинством даже тех теоретиков, которые в остальном присоединились к учению о предельной полезности.

Развязка парадокса очень проста. Утверждение, что все единицы запаса оцениваются кумулятивно на основе предельной полезности, тотчас же теряет видимость парадокса, как только оно истолковывается с позиций хозяйствующего человека. Теоретик не должен стремиться вложить в это толкование больше, чем это делает практическая жизнь. Жена рабочего, которая закупает необходимое для семьи количество хлеба, по-своему узнает, что она точно выполняет требования экономичности, если одинаково высоко оценивает все куски хлеба, и действия ее тогда не бессмысленны; и если в формуле, которой теоретик определяет ее действия, проявляется видимость бессмыслицы, то это вина теоретика, поскольку он не нашел ясного выражения для осмысленности действий. Поскольку все единицы запаса в хозяйстве оцениваются исключительно по предельной полезности, постольку полностью достигнута максимально возможная польза. Предельная полезность должна фиксироваться кумулятивно для всех элементов, чтобы не допустить такого положения, когда экономически установленная граница использования некоего ресурса не будет достигаться в той или иной точке, ибо совершенно недостаточно желания предотвратить неполное использование ресурса только для последнего элемента запаса, для "флангового элемента".

Из предельного закона вытекает следствие, что каждый делимый запас экономически оценивается путем умножения предельной полезности на количество единиц запаса (частей, штук). Если запас состоит из десяти единиц и каждая оценивается по предельной полезности в размере n, то все вместе они оцениваются по предельной полезности в размере 10 n. Это не новый закон, а только другая формулировка предельного закона, важность которой обусловлена тем, что она дает ключ к пониманию повсеместно осуществляемого на практике экономического расчета.
   
Отлично. У нас есть 10 единиц запаса, и предельная полезность последней единицы равна нулю. Умножаем ноль на 10 - и получаем ноль!Если у нас есть 1000 яблок, из которых только одно, последнее яблоко обладает нулевой полезностью, то Визер утверждает, что весь запас из 1000 яблок имеет нулевую ценность! И Визера нисколько не смущает этот "парадокс"  - точнее говоря, абсурд, если называть вещи своими именами. "Если австрийская теория ценности и предельной полезности противоречит здравому смыслу и правилам арифметики - то тем хуже для здравого смысла и арифметики", - таков методологический подход австрийских шарлатанов.  

Впрочем, остатки благоразумия и здравомыслия не окончательно покинули Бем-Баверка, и он пытается как-то объяснить этот "парадокс". 

Теперь нам необходимо в разъяснение сказанного выше сделать несколько дополнительных замечаний, которые раньше я намеренно обходил, чтобы не прерывать хода принципиального исследования. Все эти замечания касаются казуистических усложнений, которые могут обнаруживаться при определении предельной пользы, а следовательно, и при выводе заключения относительно величины ценности материальных благ и которые отчасти имеют весьма большое практическое значение.

Ну-ну.

В подобного рода случаях может иногда обнаруживаться одно явление, которое на первый взгляд кажется странным, но при внимательном рассмотрении дела объясняется крайне просто. А именно может случиться, что оценка более значительных количеств материальных благ не находится в соответствии с оценкой одного экземпляра этих же самых материальных благ: ценность значительного количества определяется несоразмерно высоко по сравнению с ценностью одного экземпляра. Пять мешков хлеба, например, оценивают иногда не в пять, а в десять или даже в сто раз выше, нежели один мешок.

Какая странность! Может так "случиться", что ценность значительного количества блага окажется гораздо выше, чем ценность одного экземпляря!Какая неожиданность! Да это всегда так: ценность 100 л молока всегда больше, чем ценность 1 л, а ценность 10 овец всегда выше, чем ценность одной. И только для австрийского профессора в этом состоит какая-то "странность" - ведь это противоречит его теории!  

Чтобы представить это еще нагляднее, возьмем наш прежний пример - хозяйство поселенца. Ценность одного мешка хлеба при величине всего наличного хлебного запаса в пять мешков равнялась ценности удовольствия держать попугаев. Но от обладания пятью мешками зависит не просто удовлетворение суммы потребностей, из которых каждая в отдельности так же велика, как и потребность держать попугаев, а удовольствие держать попугаев + употребление хлебной водки + употребление мясной пищи + сохранение здоровья + поддержание жизни - сумма, которая не в пять раз, а бесконечно больше удовольствия держать попугаев. Если читатель вдумается в положение нашего поселенца, то он найдет вполне понятным, что хотя поселенец и будет готов уступить каждый из своих пяти мешков хлеба за умеренную цену, скажем за 5 гульденов, однако же все пять мешков, взятые вместе, он не отдаст не только за 25 гульденов, но и ни за какую вообще цену, как бы высока она ни была.
В нашей обыденной практической хозяйственной жизни нам далеко не часто приходится наблюдать описанную выше казуистическую особенность.

Конечно, если наш поселенец не идиот, то он никогда не будет оценивать весь запас своего зерна по австрийскому методу, и все мешки зерна всегда будут иметь для него более высокую ценность, чем один. И наблюдается эта "казуистическая особенность" как раз таки повсеместно. 

Всего резче выступает рассматриваемая особенность, разумеется, тогда, когда количество материальных благ, подвергающееся оценке как одно целое, как единица, обнимает собой весь имеющийся в нашем распоряжении или даже вообще весь существующий запас материальных благ данного рода. Для такой огромной массы вещей ценность всегда будет определяться чрезвычайно высоко, хоти бы отдельный экземпляр и имел лишь незначительную ценность или даже (как один экземпляр свободных благ) не имел совершенно никакой ценности. Дело в том, что от совокупности данного рода материальных благ зависит удовлетворение всех потребностей соответствующего рода, включая и самоважнейшие конкретные потребности. Не подлежит, например, ни малейшему сомнению, что вся масса находящейся в распоряжении города воды для питья в ее целом представляет для города огромную ценность, так как без нее городские жители буквально умерли бы от жажды. Отдельный же экземпляр или отдельная единица, например литр или гектолитр воды, может не иметь при этом никакой ценности, да обыкновенно и не имеет ее. 

Именно так. Как же объясняет Бем-Баверк эту неприятную "казуистическую особенность", которая так явно противоречит всей его теории?  

Наша теория, напротив, сама с особенной силой подчеркивает то обстоятельство, что измерять ценность части пользой целого в такой же степени неправильно (см. с. 267), как и наоборот: измерять ценность целого пользой какой-нибудь отдельной его части. В действительности наша теория утверждает, напротив, что ценность всякой вещи и всякого количества материальных благ определяется принадлежащей этой именно вещи или этому именно количеству вещей предельной пользой, т. е. наименьшей пользой, какую с хозяйственной точки зрения можно получить от этих материальных благ или им подобных, т е. от одинакового количества материальных благ. И это ее положение остается в полной силе, несмотря на все возражения, против него сделанные. Во-первых, остается, вне сомнения, что всякое отдельное частичное количество запаса воды, например каждый отдельный литр, оценивается лишь по предельной пользе последней части запаса, предназначенной для варки пищи и для умывания. Самым убедительным доказательством этому служит то, что, по предложению самого Шеффле, часть запаса воды вообще употребляется для варки пищи и для умывания. Если "страх умереть от жажды" не мешает действительно употреблять часть воды на столь маловажные нужды, то уж не в состоянии он, конечно, и придать ей ценность, превышающую важность этих нужд! Во-вторых, не подлежит также ни малейшему сомнению, что и факт существования высокой ценности, которой обладает запас воды как целое, находится в полном согласии с теорией предельной пользы. В самом деле, рассматриваемый как цельная единица наличный запас воды представляет собой единственную, первую и последнюю находящуюся в нашем распоряжении единицу такого рода, и потому вполне естественно, что ее собственная совокупная польза, выражающаяся, между прочим, и в поддержании жизни, совпадает с пользой "последней" единицы этого рода, следовательно, с предельной пользой, которой и определяется ценность. 

Если перевести весь этот беспомощный схоластический бред австрийского профессора на человеческий  язык, то получится вот что: Бем-Баверк хочет нас уверить, что если мы оцениваем весь наличный запас как целое, как единицу, то ценность всего запаса будет всегда выше ценности каждой отдельной его части или единицы (например, отдельного литра).(И это действительно так: ценность запаса блага всегда выше, чем ценность отдельной единицы запаса). А если мы начнем рассматривать запас по частям, то вычислять ценность всего запаса мы уже должны по предельной полезности последней единицы. И в этом якобы никак противоречий нет.

Что ж, давайте попробуем. Возьмем пример с поселенцем, обладающим достаточным запасом зерна для прокорма себя, птицы, попугаев и для самогона и имеющего еще один лишний мешок. Как целое - уверяет нас Бем-Баверк - весь запас зерна, конечно, выше ценности одного мешка. А если мы начнем считать мешки по-отдельности, то нужно умножить предельную полезность последнего мешка на количество мешков. Но предельная полезность последнего, лишнего мешка равна нулю! Значит, и ценность всего запаса зерна также равна нулю! Как же так? А вот так. Такова австрийская теория предельной полезности. Оказывается, все зависит от того, как мы считаем, и принимаем ли весь запас за единицу (за целое) или за совокупность частей: если мы считаем слева направо - мы получаем один результат. А если справа налево - совсем другой. Одной силы мысли австрийского профессора оказывается достаточно, чтобы богатство всего запаса обратилось в ноль, и наоборот - чтобы ноль превратился в богатство. 

Австрийская благодать. Надо заметить, что с конца 19 века австрийская теория ценности не продвинулась ни на шаг. Возьмем, например, современного теоретика австрийской школы, Ротбарда. Вот как он рассуждает:

Нет никакого смысла в требовании, чтобы предельная полезность выражалась в терминах математических исчислений. Применительно к человеческой деятельности слово «предельный» относится не к бесконечно малой, а к значимой единице. Каждая единица, значимая для определенного действия, является предельной. Например, если в какой-либо конкретной ситуации мы имеем дело с отдельными яйцами, то тогда каждое яйцо считается единицей; если мы имеем дело с упаковками по шесть яиц, то единицей является упаковка. В любом из данных случаев мы можем говорить о предельной полезности. В первом случае мы имеем дело с предельной полезностью яйца при различном количестве яиц; во втором – с предельной полезностью упаковки, зависящей от количества упаковок. Обе полезности являются предельными. Одна полезность ни в каком отношении не может быть «совокупной» для другой. 

Как видим, единственный прогресс австрийцев заключается в том, что от исчисления полезности воды и зерна они перешли к вычислению полезности куриных яиц. В остальном же все то же самое: полезность блага зависит от того, как мы считаем яйца. И мне нечего добавить к тому, что я уже говорил и думаю по этому поводу:

runo_lj 2009-02-16 11:14 pm UTC (ссылка)

здорово. человек хочет мешок сахара в 30 кг купить, но тут пояляется зондер-команда австрийских профессоров(во главе с профессором мизесом конечно) и начинает ему объяснять, что если он тут же, немедленно расфасует эти 30 кг сахара по пакетикам в 1 кг, то полезность сахара для него ой как увеличится, и он получит на пустом месте ой какую экономическую выгоду. кроме того, австрийские профессора объяснят ему, что совокупной полезноностью мешок сахара не обладает, а есть только предельная полезность первого (и в данном случае последнего) мешка и предельная полезность пакетиков, а общую полезность профессора уже опровергли.ну а напоследок они ему объяснят, что сахар - вообще продукт неправильный, недискретный, и в их науке праксилогии он не предусмотрен. вот куриные яйца- это да, правильный продукт. а сахар мука молоко и пиво - нет.

runo_lj 2009-02-17 09:50 am UTC (ссылка)

если вы не поняли:ротбард пишет не о том что 8-е яйцо менее полезно чем 7-е(здесь ничего необычного, это закон падения предельной полезности), а что полезность зависит от того, как мы расклыдываем яйцы - если десяток яиц разбить но пять порций по 2 яйца, то полезность яиц якобы изменится.вот такая австрийская алхимия! при этом ротбард также утверждает, что говорить о полезности всех 10 яиц нельзя,так как полезности 10 яиц не существует. неужели вы не видите, что это полный абсурд?