Калининградский рубеж
May. 22nd, 2011 11:41 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
runo_ljФилософическое
Кантовская философия очень скоро нашла себе опытное подтверждение - вещь для философии ранее немыслимая и небывалая.
Среди физиков времени Ньютона разгорелся спор относительно природы света. Одни физики (как сам Ньютон) полагали, что свет имеет корпускулярную природу и представляет из себя поток частиц. Но вскоре опытным путем было обнаружено, что свет обладает свойствами и проявлениями (интерференция, дифракция), характерными только для волны. И физики, немного посовещавшись, пришли к мнению, что свет - это все-таки волна электромагнитной природы. Однако в начале 20 века ученые в результате опыта фотоэффекта вновь получили результаты, которые однозначно свидетельствовали, что свет проявляет себя как поток дискретных частиц, наделенных всеми теми свойствами, которыми обладают частицы и которыми волна обладать не может.
Как быть? Физики, что касается самой физики, люди практичные и здравомыслящие, и поэтому они не стали впадать в долгие философские споры и признали, что свет имеет дуалистичную, корпускулярно-волновую природу, и что, соответственно, при некоторых условиях свет проявляет себя как волна, а при некоторых - как поток частиц, названных физиками фотонами.
Физика здесь и заканчивается, и начинается философия. Все это замечательно, но никто не будет отрицать, что мячик - это мячик. Кругленький, перемещающийся всем телом, прыгает себе, скачет. А морская волна - это волна. Бежит по поверхности моря, становится то больше, то меньше, набегает на другую волну, и потом с грохотом обрушивается на берег. И между мячиком и морской волной нет ничего общего. Поэтому представить, как одно и то же - а именно свет - может быть одновременно чем-то вроде кучи летящих мячиков и морской волны, невозможно. Более того, этого себе и сама физика представить не может, так как частица в представлениях физики именно тем и отличается от волны, что это дискретный и локализованный в пространстве объект, а волна - объект непрерывный и не имеющий четкой локализации. То есть физика вынуждена была признать, что одно и то же является чем-то, и еще чем-то, чем оно быть одновременно с первым не может.
И чем дальше, тем больше таких непоняток возникало в физике (не будем приводить примеры, ограничемся примером света). Что сие значит? А то и значит, что вся докантовская философия была, можно сказать, опровергнута экспериментальным путем. Ведь получается, что между человеческим разумом и природой нет никакой прямой корреляции. Природа не может быть уложена в наши понятия и нашу логику. И если, скажем, существовали бы какие-то платонические эйдосы или неоплатонический Ум, то подобных противоречий не было бы. И поэтому на всей докантовской философии (как идеалистического, так и материалистически-пантеистского толка) можно поставить большой протестантский крест. Аминь.
А старина Кант, получается, был абсолютно прав, когда утверждал, что все наши понятия (в том числе и логика, и математика) являются не более, чем конструктом нашего собственного разума, который разум использует для описания опыта. То есть математика и логика - это всего лишь своеобразный человеческий язык, с помощью которого происходит описание чувственного опыта. И понятно, что далеко не всегда человек может с помощью своего языка описать то, что он видит. "Слов нет". Для подобного рода описаний мало овладеть языком, но и нужен талант, каким обладает, например, писатель, или нужен особый регламент, согласно которому, например, происходит описание места преступления и улик следственными органами и судом. Но в любом случае такое описание будет неполным и лишь приблизительным.
Конечно, язык математики гораздо ближе к языку следствия, чем к языку поэта - ведь главная его особенность как раз и состоит в его объективности и общезначимости. Собственно, в этом и заключается главная функция этого языка - описывать реальность в столь формализованных и универсальных для любого человека понятиях, что никаких двусмысленностей, разночтений и интерпретаций здесь возникнуть не может. "2+2=4". "Предел функции - это то-то и то-то". В математике была своя история алфавита (как удобнее записывать числа или дифференциалы, например), некоторые понятия уточняются, но никакого разночтения или рассуждений вроде того, "что же здесь хотел сказать историк Ключевский или писатель Лев Толстой", в математике в принципе быть не может. Что, впрочем, вовсе не означает, что этот язык не может развиваться. Напротив, развитие математики - это и есть развитие этого языка, когда в нем конструируются новые понятия и объекты, устанавливаются новые связи и т.д. Правда, этот язык может развиваться совершенно независимо от опыта, и лишь позднее может обнаружиться, что какие-то понятия или построения этого языка очень удобны для описания какого-то экспериментального опыта.
То есть что такое математика и наука в целом - более-менее понятно. И понятно, что вся т.н. научная картина мира - это не более, чем описание природы, сделанное человеком с помощью специфического физико-математического языка. Ну, вот художник с помощью красок мир изображает. Поэт изображает мир и свои чувства с помощью поэтических форм и специальных поэтических приемов, основанных на обычном литературном языке. А ученые делают то же самое, но с помощью своего особенного языка - языка метематики, физики, химии или биологии. Где-то эти описания очень удачны, где-то не очень, где-то со временем картина описания меняется, но в целом понятно, что это только описание и что имено оно описывает.
И поэтому нужно сделать следующий шаг и задать следующий вопрос: а как вообще становится возможным такое описание мира и нашего опыта? что делает это описание достоверным? какие есть способы установить несоответствие между описанием и самой действительностью? Скажем, мы можем взять в руки описание места преступления, сделанного следователем, пойти на место событий и проверить, насколько описание является точным и правильным. Или, взглянув на картину какого-нибудь модного еврейского художника Гоймана, воскликнуть: "О! Молодец! Я после поллитра на следующее утро себя точно так же ощущаю, как у тебя на картине нарисовано". А как быть с той же математикой? Как становится возможным применение этого языка к опыту и действительности?
Кантовская философия очень скоро нашла себе опытное подтверждение - вещь для философии ранее немыслимая и небывалая.
Среди физиков времени Ньютона разгорелся спор относительно природы света. Одни физики (как сам Ньютон) полагали, что свет имеет корпускулярную природу и представляет из себя поток частиц. Но вскоре опытным путем было обнаружено, что свет обладает свойствами и проявлениями (интерференция, дифракция), характерными только для волны. И физики, немного посовещавшись, пришли к мнению, что свет - это все-таки волна электромагнитной природы. Однако в начале 20 века ученые в результате опыта фотоэффекта вновь получили результаты, которые однозначно свидетельствовали, что свет проявляет себя как поток дискретных частиц, наделенных всеми теми свойствами, которыми обладают частицы и которыми волна обладать не может.
Как быть? Физики, что касается самой физики, люди практичные и здравомыслящие, и поэтому они не стали впадать в долгие философские споры и признали, что свет имеет дуалистичную, корпускулярно-волновую природу, и что, соответственно, при некоторых условиях свет проявляет себя как волна, а при некоторых - как поток частиц, названных физиками фотонами.
Физика здесь и заканчивается, и начинается философия. Все это замечательно, но никто не будет отрицать, что мячик - это мячик. Кругленький, перемещающийся всем телом, прыгает себе, скачет. А морская волна - это волна. Бежит по поверхности моря, становится то больше, то меньше, набегает на другую волну, и потом с грохотом обрушивается на берег. И между мячиком и морской волной нет ничего общего. Поэтому представить, как одно и то же - а именно свет - может быть одновременно чем-то вроде кучи летящих мячиков и морской волны, невозможно. Более того, этого себе и сама физика представить не может, так как частица в представлениях физики именно тем и отличается от волны, что это дискретный и локализованный в пространстве объект, а волна - объект непрерывный и не имеющий четкой локализации. То есть физика вынуждена была признать, что одно и то же является чем-то, и еще чем-то, чем оно быть одновременно с первым не может.
И чем дальше, тем больше таких непоняток возникало в физике (не будем приводить примеры, ограничемся примером света). Что сие значит? А то и значит, что вся докантовская философия была, можно сказать, опровергнута экспериментальным путем. Ведь получается, что между человеческим разумом и природой нет никакой прямой корреляции. Природа не может быть уложена в наши понятия и нашу логику. И если, скажем, существовали бы какие-то платонические эйдосы или неоплатонический Ум, то подобных противоречий не было бы. И поэтому на всей докантовской философии (как идеалистического, так и материалистически-пантеистского толка) можно поставить большой протестантский крест. Аминь.
А старина Кант, получается, был абсолютно прав, когда утверждал, что все наши понятия (в том числе и логика, и математика) являются не более, чем конструктом нашего собственного разума, который разум использует для описания опыта. То есть математика и логика - это всего лишь своеобразный человеческий язык, с помощью которого происходит описание чувственного опыта. И понятно, что далеко не всегда человек может с помощью своего языка описать то, что он видит. "Слов нет". Для подобного рода описаний мало овладеть языком, но и нужен талант, каким обладает, например, писатель, или нужен особый регламент, согласно которому, например, происходит описание места преступления и улик следственными органами и судом. Но в любом случае такое описание будет неполным и лишь приблизительным.
Конечно, язык математики гораздо ближе к языку следствия, чем к языку поэта - ведь главная его особенность как раз и состоит в его объективности и общезначимости. Собственно, в этом и заключается главная функция этого языка - описывать реальность в столь формализованных и универсальных для любого человека понятиях, что никаких двусмысленностей, разночтений и интерпретаций здесь возникнуть не может. "2+2=4". "Предел функции - это то-то и то-то". В математике была своя история алфавита (как удобнее записывать числа или дифференциалы, например), некоторые понятия уточняются, но никакого разночтения или рассуждений вроде того, "что же здесь хотел сказать историк Ключевский или писатель Лев Толстой", в математике в принципе быть не может. Что, впрочем, вовсе не означает, что этот язык не может развиваться. Напротив, развитие математики - это и есть развитие этого языка, когда в нем конструируются новые понятия и объекты, устанавливаются новые связи и т.д. Правда, этот язык может развиваться совершенно независимо от опыта, и лишь позднее может обнаружиться, что какие-то понятия или построения этого языка очень удобны для описания какого-то экспериментального опыта.
То есть что такое математика и наука в целом - более-менее понятно. И понятно, что вся т.н. научная картина мира - это не более, чем описание природы, сделанное человеком с помощью специфического физико-математического языка. Ну, вот художник с помощью красок мир изображает. Поэт изображает мир и свои чувства с помощью поэтических форм и специальных поэтических приемов, основанных на обычном литературном языке. А ученые делают то же самое, но с помощью своего особенного языка - языка метематики, физики, химии или биологии. Где-то эти описания очень удачны, где-то не очень, где-то со временем картина описания меняется, но в целом понятно, что это только описание и что имено оно описывает.
И поэтому нужно сделать следующий шаг и задать следующий вопрос: а как вообще становится возможным такое описание мира и нашего опыта? что делает это описание достоверным? какие есть способы установить несоответствие между описанием и самой действительностью? Скажем, мы можем взять в руки описание места преступления, сделанного следователем, пойти на место событий и проверить, насколько описание является точным и правильным. Или, взглянув на картину какого-нибудь модного еврейского художника Гоймана, воскликнуть: "О! Молодец! Я после поллитра на следующее утро себя точно так же ощущаю, как у тебя на картине нарисовано". А как быть с той же математикой? Как становится возможным применение этого языка к опыту и действительности?
